– Колька, смотри хвост, там еще пара нагоняет. – Рассматривать «мессер» Виктору резко расхотелось. – Они все за нами кинулись, вот скоты. Тянем от «Илов» подальше, а потом уходим в облака. Хрена им…
После удушающего жара кабины на земле было очень неприятно. Слабый, но холодный ветер буквально прилипал к застарелым ожогам, вымораживал лицо, заставлял болезненно щуриться. Щуриться в небо. Там под невысокой кромкой облаков, звеня моторами, носились два самолета. Четыре боевых вылета, запланированных полком на первую половину дня, прошли успешно. Настало время учебно-тренировочных полетов.
– Грамотно держится! – прокомментировал Славка, также буравя небо глазами. – Хорошего ведомого Гаджиев воспитал.
– Угум! – лишь кивнул Виктор.
Неподалеку, также вперившись в небо, застыла полковая молодежь. Иванов объяснял им перипетии маневров, размахивая руками и через слово матерясь. Когда самолеты пошли на посадку, он подошел к Виктору и спросил ехидно:
– Ну что, чемпион? Может, как-нибудь устроим показательный бой?
– Я лучше с немцами посоревнуюсь, так честнее, – дипломатично ответил Саблин. Он хотел сказать «мое кун-фу лучше твоего», но вовремя прикусил язык. По количеству сбитых он Ивана давно уже перещеголял, а вот ненароком проиграть и стать полковым посмешищем не хотелось.
– Боисси! – обрадовался Иванов. – Это правильно. Бойся папку, а то надерет. – Он хлопнул себя по бедрам и засмеялся. Он сегодня был какой-то странный: весь радостно возбужденный, резкий.
– Я слыхал, – сменил тему Ларин, – что в Натальевке рота связи стоит.
– Слыхал он, – пренебрежительно фыркнул Иван, – я там вчера был. Крокодилов уйма, но есть и достойные.
– Познакомишь? – Славка вытянулся, как легавая перед дичью.
– С тебя вино, – Иванов щелкнул пальцами, – бутылки две надо. Вить, ты как? С нами?
– Чего я там забыл? – усмехнулся Саблин. – Я, можно сказать, семейный. У меня не свербит…
– Ишь ты, – Иванов окинул его смешливым взглядом, – ты знаешь, что гвоздь, забитый в одну дырку, ржавеет? А вот если его вытаскивать и забивать снова, то нет. Мотай на ус, пока папка учит. – Он снова засмеялся. – Ладно, пойду я. Теперь смотрите, как я летаю, и завидуйте.
Летал Иван хорошо, красиво, ровно. Сеню Головенко – летавшего с ним пилота из крайнего пополнения – перегрузками, наверное, загонял до полусмерти. Они минут десять вертелись в учебном бою, потом перешли к отработке взаимодействия в паре.
– Что это? – Славка показал рукой в небо. – Ты видишь?
За ивановской «лавочкой» стали появляться клубочки белого дыма. Их становилось все больше, и летчик, повернув из «зоны» к аэродрому, стал планировать на посадку. Белые клубочки превратились уже в белую струю. Она тянулась за самолетом, как хвост, усиливаясь и вытягиваясь в длину.
– Мотор… – Виктор сжал кулак, так что захрустели пальцы. – Чего он не прыгает?
«Лавочка» опустила нос и, не долетев до полосы метров двести, ткнулась в землю. Подвывая мотором, к месту катастрофы рванула санитарная полуторка, следом побежали летчики, технари. С запозданием к самолету помчалась лошадь с закрепленной в телеге бочкой – аналог местной пожарной машины. Виктор не побежал. Он стоял и смотрел, приходя в себя от всей нелепости случившегося…
Южная зима показывала себя во всей красе. Погода была мерзкая: ветрено, сыро и промозгло. Порывистый восточный ветер гнал по небу низкие свинцовые тучи, срывая с них редкие капли дождя, посвистывал в голых ветках бурьяна. Издалека, со стороны Никополя, перебивая ветер, гулко грохотало. Но это была не гроза, это рычал бог войны, перемалывая землю, технику и людей. Этот гул за два военных года стал Саблину привычным фоном.
Он побродил по длинной овражине за стоянками, мимоходом пиная обильно встречающиеся консервные банки да всякий хлам. Хлама, в отличие от зайцев, оказалось много. За месяц сидения у «двух тополей» полк обжился, оброс всяческим неучтенным имуществом и даже обзавелся собственным кладбищем. Заодно изрядно загадил окрестности.
Зайцев в овраге искать не стоило – по всей вероятности, местная живность давно разбавила своими калориями скудный рацион бойцов БАО. Значит, нужно было идти дальше – за рощу, за утопшую в грязи дорогу и заросший бурьяном луг. Там темнело убранное и неразделанное подсолнечное поле. Там должен был быть заяц.
Виктор, срезая угол, вернулся на аэродром. Прошел мимо тополей, мимо низеньких, сваленных из кусков позеленевшего ракушечника межевых оград крайних домов. У кладбища непроизвольно притормозил, кося взглядом на свежие бурые холмики. За месяц могил здесь прибавилось – черные деревянные кресты разбавились зелеными фанерными пирамидками. Здесь лежали и его бойцы: погибшие еще в небе Камошня, разбившийся при посадке Молокин. Одна пирамидка высотой выделялась среди прочих. Под ней похоронили Иванова. Ходил слух, что его как Героя будут хоронить в ближайшем райцентре, на главной площади. Но благоразумие победило. Он вспомнил, что Ивану сегодня девять дней и, вздохнув, пошел дальше.
Снега, несмотря на декабрь, толком не было. Снегопады были редки, непродолжительны и в итоге лишь добавляли слякоти. Грязь липла на старенькие, надеваемые исключительно в непогоду кирзачи, превращая их в гири. Пришлось свернуть с дороги в бурьян. У рощи шел настороже, ежесекундно ожидая встречи с дичью. Потом минут пять ждал, пропуская маршевую колонну. Серые солдаты в таких же шинелях месили жижу дороги, по щиколотку проваливаясь в грязь. На авиационного старлея с дробовиком наперевес они смотрели с безразличным отупением.