«Ла»-охотник. В небе Донбасса - Страница 81

– Так это Рябченко, наверное. Вот паразит, – он усмехнулся. – Завтра надеру уши.

– Ну, нарисовал, – Таня пожала плечами, – глупость, конечно, но зачем наказывать?

– Надо! – Виктор подошел и потрогал кору дерева. Захотелось рассказать, как эти тополя, подобно маяку в штормящем море, указали ему спасение, показали дорогу на аэродром. Как только благодаря им он, пусть и с ошибкой, но сумел приземлиться. Не стал.

– Пойдем домой?

– Давай еще немного, – Таня мягко потянула за руку, – я целыми днями в этом штабе… дай хоть немного воздухом подышу. Ты, кстати, не заболел? Выглядишь уставшим и опять хромать начал.

– Не-е! – Он уселся на бревно, привалившись спиной к шершавой, неровной коре тополя. Сразу стало клонить в сон. Захотелось вернуться в тепло своей клетушки, в огороженный фанерой угол летного общежития. Маленький, два на три, слышимый насквозь, зато свой собственный. Прийти туда, забраться под теплое одеяло да залезть на Таню.

Она, еще не знающая о его планах, подсела рядом и затихла, изучая проступающие в разрыве облаков звезды. Темнело все сильнее. Роща обратилась большой серой горой, деревня исчезла в серой тени, лишь беленые стены хат все еще выделялись в ночи.

– Звезда упала! – засмеялась вдруг Таня. – Загадала! Загадала! – Она улыбнулась и неожиданно спросила: – Витя, а у тебя есть мечта?

– Мечта? – Задремавший Саблин на несколько секунд подвис. – Мечта… Сложно с мечтой, – ответил он. – Тут выжить надо. До Победы дотянуть.

– Какой ты неромантичный, – девушка надула губы, – у всех есть мечта!

– У меня нет!

– Ну, скажи, – обиделась она, – неужели ты не мечтал быть со мною, получить Героя?

– Про мечту не скажу, – осторожно ответил Виктор, – но идейка одна имеется. Только не знаю, стоит оно того… Там ведь, если браться, размах ого-го, шапка падает. Там такие перспективы… как в сказках. Можно будет все поменять, все исправить! Вот только не знаю, что потом выйдет. Может, счастье всем, а может, весь мир в труху. А скорее всего, раздавят как таракана. Сотрут так, что ни следов, ни пыли не останется… А все останется, как и было…

– Витя, ты чего? – Таня забеспокоилась. – Ты сейчас с кем разговариваешь?

– А знаешь, что страшно? – хрипло добавил он. – Страшно, что не знаешь, как лучше! Не знаешь, как подступиться, с какого конца браться. А оно, будто червь, изнутри грызет, подтачивает, отравляет. Требует!

– Ви-ить!

– Страшно? – Он засмеялся. – Раз страшно, значит, пора домой!

– Дурак! Я так перепугалась…

– Пошли, а то я уже засыпать начал…

Из-за плохо тянущей трубы по землянке витал горьковатый дымок, смешиваясь с табачным смрадом, он висел в воздухе сизым туманом. По ногам рассевшихся по лавкам летчиков терлась эскадрильная кошка Дуська. Было сухо, тепло, спокойно. В углу расселся Зайцев, пытаясь настроить, терзал струны невесть где раздобытой гитары. По столу шлепали истертые, замызганные карты – Ларин и Кот сошлись в дурака. Рябченко развалился у печки, вытянул ноги, пытаясь просушить угодивший в лужу унт. Улитка с Самойловым сошлись в шахматы, собрав вокруг ос-тальных.

Виктор устроился на самом козырном месте и при тусклом свете окошка перелистывал свою уже порядком потертую и засаленную тетрадь. Остановился на страничке с числом «1955» и печально вздохнул. На этой страничке, кроме четырех цифр, не было ничего. Сколько он ни терзал память, сколько ни страдал, пытаясь выдавить хоть что-то, но не выходило. Это угнетало. И ведь не сказать, что он раньше прогуливал уроки и плохо учился в школе. Просто не помнил, и все…

Его отвлекли азартные вопли картежников.

– С вальтов, вальтов заходи, – пряча в разросшихся усах улыбку, подзуживал Славка.

– Ось тебе вальты! – Сергей шлепал по столу червовой девяткой. – Ось тебе ще!

– А я вот так!

– Накося выкуси!

Зайцев закончил возиться с колками, ударил по струнам и тут же заиграл что-то красивое, печальное.

– Тише там! – Виктор с неудовольствием оторвался от тетради. – Расшумелись. Дай-ка. – Он убрал записи в планшетку, забрал у ведомого гитару, звякнул по струнам. Пальцы действовали неуклюже, но действовали, получилась вполне осмысленная мелодия. Захотелось вдруг спеть. Спеть свое, родное… Победно оглядев свое воинство, Виктор прокашлялся:

– Сейчас я вам исполню. Вы такого и не слышали.

Он ударил по струнам и запел. Запел, стараясь изо всех сил. Получилось! Его летчики слушали, округлив глаза, и никто не смеялся, никто не критиковал. Это… это был успех!

Белый снег. Серый лед. На растрескавшейся земле.

Одеялом лоскутным на ней. Город в дорожной петле.

Ларин не выдержал первым. Он закашлялся, заперхал, затряс плечами. Лицо его сделалось красным, на глазах выступили слезы.

– Командир, – застонал он, – командир, не надо. Ну, пожалуйста. Ты уж извини, но это… – Он согнулся, пряча лицо и беззвучно вздрагивая.

– Я учора Дуське на хвост наступыв, – мрачно добавил Кот, – вона так же орала…

– Дурни, – обиделся Виктор, – ни хрена вы не понимаете…

– Мабуть так! – Сергей, нимало не смущаясь, заглянул в карты Ларину.

– Хрен с вами. – Саблин бросил гитару и, злобно сопя, полез за папиросами.

Некоторое время в землянке было тихо, потом Кот с довольным клекотом швырнул на стол последнюю карту.

– Як я тэбэ, а? Хе-хе-хе. Казав же: «Нэ сидай грать с бацькой!»

Славка нахохлился.

– Нечестно, ты жульничал!

– А ты мене поймав? – торжествовал Кот. – Давай, як уговаривались.

Славка обиженно поджал губы и полез под стол. Раздалось жалкое блеяние.