«Ла»-охотник. В небе Донбасса - Страница 19

– Палыч, место нашли рыбное, – затягиваясь, сообщил он механику, – теперь без добычи не останемся…

Виктор накаркал. За три дня и четыре боевых вылета на свободную охоту им с Шубиным не встретилось больше никого. Не считать же добычей груженую подводу, расстрелянную больше со злости. И напрасно Шубин каждое утро бросал полк, все дела и летел сюда, чтобы сделать вылет. Все проходило впустую. Из всех летавших повезло лишь Ильину и Ковтуну. Они перехватили какой-то странный двухмоторный пузатый самолет со стеклянным, как у «Хейнкеля», носом и двухкилевым хвостом и после пары атак загнали его на землю. На «консилиуме» во вражине признали транспортный «Зибель», и комполка засчитал летчикам законную победу. Правда, лицо при этом у него было кислое-прекислое… Тем не менее летать продолжали. Немного – четыре, шесть вылетов в день, но делали.

…Тряхнуло, зашумели колеса, и самолет покатился, подпрыгивая на неровностях аэродрома и все сильнее замедляясь. Грузно запрыгнул на крыло Палыч, показывая, куда рулить. Наконец, скрипнув тормозами, машина остановилась неподалеку от палаток. Виктор принялся отстегивать ремни.

– Ну как? – Палыч требовательно заглянул в кабину.

– Машина зверь! Рация чего-то барахлит. Механика пни, пусть посмотрит…

Оставив враз ставшего озабоченным техника у самолета, Саблин направился к командиру. Доклад о вылете был пустой формальностью, но за небрежение схлопотать можно было легко…

В штабной палатке тихо попискивала радиостанция, радистка из дивизии нахохлилась на своем стуле, прикрыв глаза, слушала эфир. Кроме нее, там еще находилась Таня, которая сидела у телефона и заполняла какую-то справку. Виктор привычно уселся на ящик у входа, служивший стулом, кинул на стол шлемофон, достал планшет. Дела военные остались позади, начиналась бюрократия.

– Это, Дмитрий Михайлович, бесполезно, – продолжил он начатый еще на стоянке разговор. – Зверь на дальний кордон ушел. Они все на Таганрогском аэроузле и у Сталино, а там… ну вы знаете.

Шубин раздраженно мотнул головой.

– Эх, нам бы человечка с рацией да на трассу, чтобы «Юнкерсы» выпасал. Вот бы жизнь была.

– Ты давай, пиши отчет тута, – буркнул командир, – фантазер. У Михайловки сколько машин насчитал?

– Двенадцать!

– А я тринадцать! Пиши тута, пиши!

В палатке было душно, солнце хорошо пропекло выгоревший брезент, а в открытые окна и распахнутый полог проникало слишком мало свежего воздуха. Монотонный писк и душный спертый воздух убаюкивали, тянули в сон. Виктор расстегнул пуговицы гимнастерки и, потея, стал царапать очередную бумажку. В продуваемой степным ветром тени столовой было куда прохладней. Там можно вдоволь наслушаться баек про все случаи жизни, до отвала напиться кислого, вяжущего рот тернового компота. Но идти туда почему-то перехотелось. Наверное, потому что у Тани замечательно красивые зеленые глаза, а когда она выпрямляется и гимнастерка обтягивает грудь, такую аккуратную и красивую…

Девушка перехватила его взгляд и сразу отвернулась, густо покраснев. Он поздно понял, что смотрел на нее очень уж пристально, смутился сам. И вновь вгрызся в отчет.

Как рассказал всезнающий Соломин, ролью машинистки Таня откровенно тяготилась и одно время даже пыталась перевестись в школу снайперов, но ее не отпустили. Прошел слух о каком-то грандиозном скандале, который она закатила Пруткову. Но слух этот слухом и остался – Таня как работала, так и продолжала работать в штабе. Вот только вместо «приличного» аэродрома у Новошахтинска оказалась в этой тмутаракани. Эскадрильи менялись, а она оставалась.

Послышался далекий гул авиамоторов, и сонное наваждение в палатке сгинуло. Задремавший было Шубин вскочил, захлопал глазами:

– Что? Где? Ларин вернулся?

Они выскочили на улицу, завертели головами, таращась в небо, выискивая источник звука. Гул накатывал все сильнее, басовитый, чужой, немецкий.

– Ракету! Дежурную пару в небо! – Виктор думал, что командир помчится к своему истребителю, но тот не пошевелился. Он бросил быстрый взгляд на стоянку – и понял причину. Самолеты еще не начали заправлять, успели лишь подкатить бочки с бензином, и вокруг машины комполка суетились люди со шлангами и ручным насосом. Саблинский истребитель был раскапотирован, и на стремянке с отверткой в руках соляным столбом застыл Палыч.

В штабе все затихли. Связистка и Таня замерли с испуганными лицами, видимо, им уже доводилось бывать под бомбежкой.

– Какого хрена зависла? – рявкнул он на связистку. – Ларина вызывай…

Та вздрогнула, взгляд у девушки стал осмысленным, и она забубнила в микрофон позывные Вячеслава. Таня тоже быстро пришла в себя и теперь бросала на Виктора испуганные взгляды.

– Дай сюда! – Шубин вырвал у связистки микрофон. – Двадцать второй, – закричал он, – над аэродромом немцы. Высота около трех, идут на запад. Повторяй! – рявкнул он и швырнул микрофон обратно.

Репродуктор молчал, но иначе не могло и быть – на Славкиной машине не было передатчика. Стены палатки заходили ходуном – дежурная пара пошла на взлет, и все вновь высыпали на улицу. Вновь принялись обшаривать глазами небо, пытаясь увидеть хоть что-нибудь. Увы, сильная облачность этого не позволяла. Гул моторов стал громче, казалось, что он звучит прямо над головой. Затарахтело и на стоянке – было видно, как замелькали лопасти винтов на машинах Егорова и Никифорова.

– Поздно, – прокомментировал Шубин, – одиннадцатому взлет запретить.

И тут же с неба, едва слышимый на фоне ревущих двигателей, раздался пулеметный треск, перемежаемый с резким пушечным перестуком. На земле забыли, как дышать. Все, кто сейчас был возле палатки, все, и летчики, и техники, и механики, и красноармейцы БАО, сейчас с тревогой всматривались в небо и ждали развязки. Она не заставила себя долго ждать.